Александр Русин: бросьте в меня камень

Нет уж, давайте разберемся. С этой темой надо разобраться до конца. Впрочем, разобраться с ней до конца не хватит никакой жизни, но я сделаю еще один шаг на этом пути, а там поглядим. Попробую зайти от задачи. То есть с исходной стороны.

Задача состоит в том, чтобы повысить духовный уровень общества и сократить случаи надругательства над религией. И вообще, сократить объем грязи в искусстве.

Согласны?
К такой постановке вопроса возражений нет?

Далее давайте договоримся, что исключить все случаи надругательства тотально мы не сможем никогда. Повысить духовность каждого до уровня Папы Римского — нереально. Пройти по всем домам без исключения и проверить каждую книгу, каждую картину, заглянуть под каждое одеяло чтобы выяснить, что там делает руками каждый пациент, не сует ли он религиозные символы в неподобающие места — это невыплонимо.

Мы можем лишь год за годом повышать духовный уровень и снижать количество и масштаб надругательств и прочей ерунды.

Если будем действовать последовательно. Методично. Из года в год.

Я понимаю желание некоторых взять и рубануть шашкой. Разрубить Гордиев узел. Немедленно запретить, наказать, посадить, отменить, закрыть и не пущщать. Всех и каждого, кто осмелится. Шаг влево, шаг вправо — побег, прыжок на месте — провокация. Так многие хотят поступить.

Но я напомню, что это уже было в истории. В том числе в истории церкви. И называется это — инквизиция.

Вы хотите ввести инквизицию?

Жечь каждого, кто оступился?
Вы понимаете, к чему это может привести?

Сначала сожгут того, кто макает распятие в ночной горшок. Потом сожгут того, кто рисует пентаграммы на стене. А потом начнется охота на ведьм — цвет глаз некошерный, черная кошка дома живет. Постепенно дойдет до тех, кто посягает на учение о плоской земле, которая покоится на трех китах. Этого хотите?

Заодно напомню, что в 37-м году большинство было расстреляно не потому, что они были врагами, а потому что на них кто-то донос написал.

Если дать народу в руки карательный инструмент, то сосед начнет доносить на соседа. Посмотрел не так, обидел чем-то, на ногу наступил, жена на соседа смотрит как-то подозрительно, сын на соседа похож. Сел и написал донос. Пожаловался, что сосед пентаграммы тайно рисует и распятие на квашеную капусту положил. Пришла инквизиция и нет соседа. И понеслась.

Вы наверное рассуждаете так, что будет некий компетентный орган, который отделит надругательство от чистого искусства. И наказывать будут только плохих авторов, а хороших — не будут.

А кто и как будет отделять хороших авторов от плохих?

Где критерий?

Даже с обычными кражами не всегда удается разобраться, виновен человек или нет. Факт кражи есть, а человек утверждает, что не брал. Говорит, что подбросили улику. И судебные ошибки не так уж редки. Хотя, казалось бы, что может быть проще, чем кража — материальный же предмет, он либо есть, либо его нет. Либо украли, либо нет. Либо там, либо тут. Нет же, с материальными вещами и то неразбериха, а вы хотите искусство правильное от неправильного отделить.

Как отделить?
Проводить референдум по каждому случаю?
Или простым большинством, за кого больше сторонников соберется — тот и прав? По законам толпы?
С большинством тоже ничего не выйдет. Потому что искусство — это не всегда удел большинства.

Если большинство будет судить об искусстве — получится сплошная попса. Качество только упадет. Голые бабы обязательно победят Ван Гога и Шагала, не говоря уже о начинающих авторах, ищущих новые формы.

Искусство тем и отличается от мира вещей, что для него нет и не может быть формального критерия, по которому мы могли бы отделить плохое от хорошего.

Между плохим и хорошим искусством нет четкой грани. И нет единственно верного восприятия. Одним Сальвадор Дали кажется великим художником, а другие смотрят и не могут понять, нафига было такие уродства рисовать.

Общепризаннные шедевры существуют, но история показывает, что путь к всеобщему признанию тоже не всегда оказывается прост. К примеру, Эйфелеву башню поначалу считали вульгарной, многие пытались не допустить ее строительство, а потом много раз поднимался вопрос о ее демонтаже. Один мошенник даже умудрился дважды продать башню на металлолом. Но прошло время и теперь мы считаем ее символом Парижа.

Так где критерий?
Не знаете?
А хотите, скажу?

Критерий — в душе каждого.

Пришел человек, посмотрел — сделал вывод. Это хорошо. Это плохо. Это красиво. Это не очень. Это непонятно. Это странно. Это забавно. Это страшно. Это уродливо. Это восхитительно. А вот это богохульство. А вот это наоборот.

Понимаете?

Только целостное восприятие произведения искусства конкретным человеком позволяет ему сделать вывод, дать характеристику, оценить. Субъективно оценить!

А оценку человек делает через призму своих представлений о прекрасном, о хорошем и плохом, о допустимом и недопустимом, через свой жизненный опыт, через образование, через воспитание.

Если человек воспитан на прекрасном, если он образован, если он одухотворен, то накормить его грязью нельзя. Его стошнит. Он только зайдет на выставку, где распятия стоят в горшках и сразу выйдет и никому уже не посоветует туда заходить. И с середины спектакля уйдет, если увидит, что это не произведение искусства, а грязный балаган.

Сам уйдет!

Воспитанному и образованному человеку не нужно говорить «туда не ходи», «это не смотри», «здесь не слушай». Он сам разберется в хорошем и плохом с высоты своего образования, воспитания и… с позиций своей веры!

Включит канал, а там зверюшки друг другу руки-ноги отрывают — плюнет от досады, выключит и вообще удалит этот канал из своего списка. И при каждом упоминании будет морщиться.

И наоборот, если человек невоспитан, если ему хочется грязи — он обязательно найдет соответствующий своему уровню медиапродукт. Не произведения искусства, а именно медиапродукт. Медиакорм. Найдет ночные горшки, говно, сиськи, письки, будет всем этим натираться, смотреть сам и показывать другим.

И запретить плохо воспитанному человеку потреблять медиакорм — просто нельзя. Запретили ону картину смотреть — он нашел другую. Запретили одну музыку слушать — он нашел другую. Отменили спектакль — он его скачал и все равно посмотрел.

Более того, человек так устроен, что чем больше ему запрещается извне, тем больше он стремится к запретному плоду. И в результате добывает его.

Запретный плод сладок. А человек любопытен.

Человек рассуждает так, что если не дают — значит там что-то ценное, было бы иначе — не стали бы запрещать. Надо заполучить. Надо пощупать. Надо посмотреть.

Чем меньше замочная скважина, тем больше любопытных, которые хотят заглянуть внутрь.

А если скважину вообще замазать, то любопытные такого нафантазируют сами себе, что превзойдут самую грязную реальность, представят то, чего просто нет. И в итоге сломают дверь чтобы выяснить, как же оно там на самом деле внутри.

Даже странно, что мне приходится это кому-то объяснять.
Должен ли быть запрет?
Да, должен.

Но запрет должен быть у человека внутри. Только внутренний запрет останавливает человека от преступлений, от грехопадения, от осквернения, от надругательства и далее по списку.

Внешний запрет при отсутствии внутреннего вызывает строго обратный эффект.

А откуда возьмется внутренний запрет?

Образование. Воспитание. Хорошие фильмы. Хорошие книги. Хорошие картины. Партиотическое воспитание. Духовное. Религиозное.

Не надо хватать невоспитанного человека за подол чтобы оттащить его от сисек и ночных горшков. Этим вы не остановите его, вы только отложите просмотр на некоторое время, но при этом сделаете просмотр гораздо более вожделенным. И одновременно с этим сама сцена, как вы хватаете кого-то за подол чтобы не пустить в музей или на спектакль — сама сцена будет грязной и ее увидят окружающие. Вы сами таким образом создадите грязный медиапродукт. Умножите грязь. Получите ровно обратный эффект.

Человека нужно учить и воспитывать заранее. А когда он уже увидел афишу и решил пойти смотреть — тогда уже не запретить.

Есть старая народная мудрость:
Воспитывать нужно, пока лежит поперек лавки.

Прятать что-либо от человека нужно пока он не вырос до такой степени, когда может достать все сам. Когда вырос — все, поздно. Спрятали — найдет. Будете мешать — вас самих закроет, чтобы не ограничивали возможность потреблять сладкий плод.

Сладкий плод нельзя запретить.
Как быть? Надо сделать его горьким.

Не нужно закрывать человеку глаза — нужно настроить его взгляд.

А что делать с теми, кто уже был плохо воспитан?
Оставить как есть? Чтобы макали распятия в горшки?
Вовсе нет!

Нужно говорить с ними. Нужно словом, силой убеждения, силой веры менять взгляды людей. Объяснять. Показывать их неправоту. Показывать, что есть нечто лучшее, чем то, что они смотрят и читают.

Покажите людям светлый образ и пусть они увидят, что свет сильнее тьмы. Вы же верите, что свет сильнее тьмы?

Не надо врываться в залы и переворачивать горшки с распятиями, пинать их, разгонять собравшихся — вы тем самым только присоединяетесь к балагану и преумножаете его.

Встаньте в стороне и покажите людям высокое искусство. Высокую культуру. Высокую духовность. И если свет может победить тьму — он победит тьму.

Искусство можно победить только другим искусством, более высокого порядка.
Запретами искусство нельзя победить.
Слово нельзя вырубить топором.
Только другим словом, большей силы.

А к верующим у меня отдельный вопрос:

Вы верите в Бога? Вы верите в слово Божье?
Если да — тогда почему вы хватаетесь за топор?
Почему вы предпочитаете слову Божьему запреты, цензуру, инквизицию, прокуратуру, суд — почему?
Вы верите в суды и прокуратуру, в цензуру и топор больше, чем в Бога?
И называете себя после этого верующими?
Зачем митрополит обратился к прокурору?
Разве так должен был поступать верующий, святой человек?
Вы понимаете, что произошло?
Священник обратился к прокуратору!
Вам это не напоминает никакой сюжет?

Разве так следовало поступить?

Может быть лучше было встать перед театром в день спектакля, прямо перед входом, в простой одежде, без золота — и молиться за души всех входящих?

И если бы хоть один заплакал и порвал билет, да что там порвал — просто развернулся бы или хотя бы даже замедлил шаг, задержался, задумался — а правильно ли он поступает? Вот тогда одна душа была бы спасена. Одна. Потом еще одна. Потом еще и еще. Потом тысяча. Потом миллион.

Если бы митрополит просто стоял и читал молитвы, все четыре часа, чтобы люди, выходящие после спектакля видели это — вот тогда бы он победил. Люди выходили бы, видели его и начинали понимать, что они сидели в мягких креслах и смотрели балаган, а святой отец стоял четыре часа под снегом и читал молитвы за их души, за них — и кто после этого прав? Кто сильней? Режиссер или митрополит?

Я более, чем уверен, что так митрополит бы победил.
И все телеканалы показали бы, как он встречал и провожал всех входящих в театр и молился за них. За их души. С неиссякаемой верой, что вернет их.
И страна говорила бы не про режиссера, а про митрополита, про то, как он поступил.
И на следующий день в церковь пришло бы в сто раз больше новых людей, чем ходило на спектакль.
А еще…

Еще митрополит мог просто прийти к режиссеру и поговорить. И подобрать нужные слова. И если слово Божье сильнее, то оно должно было победить. А митрополит не должен был ни секунды сомневаться, что оно сильней. Если он митрополит.

Слово Божье должно быть сильнее, а не прокурор.

Потому что Иисус не писал жалоб на своих противников прокуратору. Иисус молился за них. Иисус не оттаскивал грешников за ноги от предмета их греха, не хватал грешников за подол, не врывался в балаган и не опрокидывал горшки. Иисус вошел в Иерусалим и начал говорить — и все забыли про балаган и слушали его.

А еще, когда Иисус увидел, как толпа побивает камнями блудницу, он подошел и сказал:
Бросьте в меня камень, кто без греха.
Бросьте! Кто без греха? Бросьте. В меня.

Александр Русин

Источник: amfora.livejournal.com

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *