«1 августа 1914»: забытый бестселлер

Сорок лет назад вышла книга историка Н. Яковлева, которая стала тогда информационной бомбой.

Книга «1 августа 1914» вышла в издательстве «Молодая гвардия» в 1974 году. Она перевернувшая представления советских людей обо всем, что касалось истории Первой мировой войны – ее предпосылках, начале, развитии и трагическом, противоестественном финале, о тайных пружинах Февральской революции. 

Удивительно, но в год столетия начала этой войны о книге и ее авторе не вспомнили. Впрочем, с учетом содержания работы Николая Николаевича Яковлева, это может быть как раз и не удивительно.

Книга была буквально сметена с прилавков. Издательство среагировало сразу. Был выпущен второй стотысячный тираж. А потом наступил почти двадцатилетний перерыв. Почему? Отчасти автор ответил на это в третьем издании своей книги, которая вышла уже после времен «широкой гласности и перестройки» – в 1993-м. В годы краха Советской Империи – наследницы Империи Российской. Тиражом 50 тысяч экземпляров.

Это наиболее полное и самое интересное издание, ставшее, увы, последним. В нем Н. Яковлев в авторских ремарках рассказал о том, какую реакцию «1 августа 1914» вызвало на Западе, особенно в среде белой эмиграции. В приложении он описал саму историю появления книги и то, какую роль в этом сыграл Юрий Андропов – глава КГБ.

Также появилась глава «Русская военная мысль в канун 1914: правда и вымысел». Дело в том, что конец восьмидесятых – начало девяностых годов характеризовались потоками грязи, выливавшимися на историю государства. Причем потоки эти лились со страниц изданий, финансировавшихся из госбюджета, и с экранов телевизоров, а телеэфир тогда весь был государственным.

В новой главе Н. Яковлев впервые показал, что ненависть к отечественной истории у определенного типа российской общественности, можно сказать, в крови. Оказывается, и в годы монархии «систематически оплевывалось прошлое России, перечеркивалась ее многотрудная и сверкающая история».

Книга с отнюдь не кричащим названием оказалась подобна информационной бомбе, сразу став раритетным бестселлером. В год шестидесятилетия начала Первой мировой войны, который никак официально не отмечался, советский историк привел малоизвестные факты и интересные подробности хронологии событий с 1914 до 1917 года. Впервые открыто говорилось то, о чем «знающие» люди лишь перешептывались – о российском масонстве и его роли в разрушении Российской империи. Рука об руку с тайными обществами, но уже с открытым забралом шли российские либералы, которые сделали все, чтобы подточить и осмеять не только самодержавие, но и сам русский патриотизм.

 Удивительно, как много общего в событиях недавнего советского прошлого и нынешнего времени Российской Федерации с тем, что происходило в Российской Империи сто лет назад.

 Пересказывать книгу – дело неблагодарное, ее надо найти и перечитать. Напомню лишь о наиболее интересных, с моей точки зрения, моментах, перекликающихся с днями сегодняшними.

Еще со времен горбачевской перестройки и гласности нам втолковывают, что в имперской «России, которую мы потеряли» царили патриархальное уважение к подвигам героических предков, а капитализм был исключительно «национально ориентированным». И если бы не злобные большевики…

И вот такой пример. За два года до начала Первой мировой отмечалось столетие Отечественной войны 1812 года. В издательстве И.Д. Сытина вышло четыре прекрасно оформленных тома «Отечественная война и русское общество. 1812–1912». И что же было написано в предисловии к этим, стоит повторить, великолепно с художественной точки зрения оформленным томам?

Н. Яковлев напомнил. Коллектив авторов, либералов и кадетов по убеждениям, предупреждал читателя. «Мы знаем, – писали они. – Одновременно с тем, как мы готовили свою книгу, над работами, посвященными Отечественной войне, сидели и другие. Нам известно, что в числе этих работ будут и такие, которые постараются разбудить в читателе низменные шовинистические чувства. Мы не станем на этот путь».

Интересно, что могло возбудить шовинистические чувства? Гордость от того, что русские казаки гоняли французских гвардейцев и в итоге напоили своих лошадей водой из Сены?

Чтобы читатели четырехтомного фолианта не впадали в «шовинизм», про разбитую армию Наполеона авторы говорили исключительно в уважительных тонах. В частности, сообщалось, что «в этой большой военной семье выработалось безграничное уважение к своему собственному достоинству, к чести своего полка, к чести самой армии». А о русских военачальниках, сказано так: «даровитые вожди… (которые) без сомнения могли быть поставлены наравне с лучшими генералами наполеоновской армии». То есть не битые французы могли как-то приблизиться к русским полководцам, а наши герои-победители могли, по милости историков-либералов, быть поставлены наравне с проигравшими.

И уж совсем «классовые» перлы звучали, когда авторы вынуждены были в своем красочном труде поминать русский народ в его крестьянской массе: «Какое же может быть отечество у раба? А русский крестьянин очень часто тогда стоял ниже раба, был вещью. Русский человек защищал в 1812 году не свои политические права. Он воевал, чтобы истребить пришедших пожрать его овец и кур…».

 

Политические права, сытое брюхо, особливо набитое курочками – вот мерило ценностей высоколобых историков, допущенных к официальной трактовке не только войны 1812 года, но и всего столетнего периода вплоть до 1912 года.

 Вам это, уважаемые читатели ничего и никого не напоминает в сегодняшней России?

Почему Н. Яковлев в самом начале своей книги уделил повышенное внимание историческому четырехтомнику, вышедшему в столетний юбилей Отечественной войны? Да потому что в нем, как в капле воды, отразилась вся скрытая ненависть тогдашней либеральной общественности к русской армии, к русскому народу и к русской истории вообще. Ненависть эта скоро прорвалась и пролилась кровью. И эти ненавистники России почему-то всегда находились на самом верху официозной идеологии.

Когда началась война с Германией, простой народ самой душой понял ее суть и ее вселенскую трагедию. Конечно, братьев-славян на Балканах нельзя оставить в беде. Но в самой России тогда кругом оказались «измена, трусость и обман». И то, что представлялось аксиомой любому здравомыслящему человеку, казалось, было непонятно тем, кто определял военную политику России уже в начале войны. Вопрос: а может, наоборот, они как раз ясно представляли свои цели и задачи?

Наша армия имела прекрасно подготовленных и обстрелянных профессионалов, прошедших русско-японскую войну. Их надо было беречь, как зеницу ока. Оставить в глубоком тылу, дать задание готовить пополнение для воюющей армии. И использовать ветеранов в самом крайнем случае. Увы, самую подготовленную часть военных бросили в пекло войны практически сразу, и уже к началу 1916 года был физически уничтожен цвет Российской армии – сотни тысяч кадровых офицеров и низших чинов.

Военным министром в 1908 году стал Владимир Сухомлинов. Вот как о нем пишет Н. Яковлев: «Больше дипломат, чем военный, Сухомлинов сумел обворожить вкрадчивыми манерами, умением развлекать царя. Он говорил то, что желали слышать». В шестьдесят лет у военного министра возник страстный роман с тридцатилетней женщиной. Об этом все знали и посмеивались. Любовная страсть всецело захватила «пенсионера», отвечавшего за подготовку Вооруженных сил России к предстоящей войне. Какая армия, какая война, когда бес в ребро ударил? И вошла Россия в Первую мировую подготовленной в организационном плане и технически обеспеченной гораздо хуже Германии и Австро-Венгрии.

Почти зеркально история с В. Сухомлиновым повторилась в истории с Анатолием Сердюковым. Разница в том, что наш «военный министр» рулил в мирное время, и его все-таки сняли. А если бы в высших эшелонах власти знали историю военного ведомства или хотя бы читали «1 августа 1914», глядишь, и не назначили бы человека с «вкрадчивыми манерами», умевшего говорить то, что от него хотят услышать, мастера устраивать военные пиар-развлекухи, на столь высокий пост. Да еще настолько любвеобильного, что милые его сердцу дамы стали, как поговаривали, фактически управлять не только имуществом военного ведомства, но и стремились порулить самой армией.

 Кстати, роднит двух министров и страсть к военному импорту. А. Сердюков памятен закупками итальянских бронемашин «Ивеко», при нем же заключен контракт на французские «Мистрали». А В. Сухомлинов в начале войны заказал в США огромное количество снарядов, оплатил сделку золотом, причем авансом.

 Снаряды из-за океана, между прочим, пошли в Россию, когда они уже особенно и не требовались. Всего США получили в качестве оплаты за военные заказы из России один миллиард восемьсот миллионов рублей золотом! Фактически наша страна сто лет назад профинансировала создание военной промышленности Соединенных Штатов Америки.

Именно нехватка снарядов в первый год войны привела к огромным людским потерям в Российской армии. В одном из своих докладов военному министру — текст его приводит Н. Яковлев — генерал Д.П. Зуев писал: «Немцы вспахивают поля сражений градом металла… Они тратят металл, мы – человеческую жизнь».

О том, что тогда значила артиллерия, говорит показательный факт, который приводит Н. Яковлев. Первую свою, причем блестящую, победу Российская армия одержала уже 20 августа 1914 года в Восточной Пруссии в районе городка Гумбиннен.

Армия еще не была полностью отмобилизована и готова к началу широкомасштабных наступательных действий. Однако немцы неумолимо шли на Париж, сметая сопротивление своих противников. И Франция через своего посла слезно обратилась к Николаю II с просьбой спасти союзника. Россия помогла, как помогала потом неоднократно и в годы Второй мировой, спасая тех же союзников от очередного разгрома. Спасая ценой жизни сотен тысяч советских солдат. И благодарность союзников мы оцениваем по сей день.

В Гумбиннен-Гольдапском сражении, затормозившем наступление немцев на Францию, русские войска понесли минимальные потери, полностью разгромив численно превосходящие части противника.

Н. Яковлев со ссылкой на военные архивы пишет, что лишь 1-й дивизион 27 артбригады с 9 до 16 часов 20 августа выпустил 10 тысяч снарядов по позициям врага.

 В дуэльных поединках немецкие артиллеристы полностью проиграли русским, потеряв почти все свои орудия. Подавив вражеские огневые точки, русские войска перешли в очень короткое наступление, вызвав панику среди противника.

 Немцы бросили хорошо оборудованные позиции и бежали с поля боя, потеряв свыше десяти тысяч солдат и офицеров. Потери русских оказались меньше тысячи. По словам Н. Яковлева, «русская армия вышибла ворота в Восточную Пруссию, оставалось немногое – отдать приказ на преследование». Воодушевление наших войск было огромным. Приказа на преследование не последовало. В наступление бросили армии генерала Александра Самсонова, находившиеся южнее и к наступлению не готовые. Все кончилось грандиозным провалом и огромными потерями. Зато Париж был спасен: немцы срочно перебросили лучшие части с Западного на Восточный фронт.

Именно на В. Сухомлинове лежала основная тяжесть ответственности за неудачи Российской армии на фронтах Первой мировой. Но судить его не стали. Н. Яковлев приводит цитату из письма начальника канцелярии министерства императорского двора Александра Мосолова: «Суд над Сухомлиновым неминуемо разрастется в суд над правительством». Всего лишь отправленный в отставку, военный министр пережил Февральскую и Октябрьскую революции, и тихо умер в эмиграции в 1926 году…

Когда рушился советский социалистический строй, апологеты рынка проливали крокодиловы слезы по российскому капитализму, который под корень уничтожили тупые и кровавые, с их точки зрения, большевики. В той «России, которую мы потеряли» буржуазия, как внушали народу, была очень патриотичной и обеспечивала развитие страны семимильными шагами.

 Да, экономический рост царской капиталистической России до 1913 года был очень динамичным. Но вот что происходило на рынке вооружений, в военно-промышленном секторе экономики?

 Н. Яковлев напомнил. Правда, тогда, в Советском Союзе, приводимые им факты казались давно изжитыми, и в нашей стране вроде бы повториться не могли. А в мероприятиях по случаю столетия начала Первой мировой роль российского частного капитала в военных поражениях на фронтах и в крахе Российской империи, естественно, не вспомнили. А роль была очень неприглядной, которая никак не вписывается в благостную картину рыночной экономики, где тот самый рынок будто бы все разруливает оптимальным образом.

Вот всего лишь несколько фактов из тех, что приводил в «1 августа 1914» историк.

Было у нас «Общество русских судостроительных заводов» – нечто, отдаленно напоминающее нынешнюю «Объединенную судостроительную корпорацию». В «обществе», несмотря на «русскость» в названии, активно присутствовали немецкие фирмы. В нем было принято консолидированное решение: прибыль должна быть не менее 100 процентов, то есть из вложенных в заказы двух рублей один уходил в чистую прибыль. Министр внутренних дел Алексей Хвостов говорил: «Если Государственная дума ассигнует деньги на строительство ста кораблей, то при таких условиях можно построить только пятьдесят».

Впрочем, по сравнению с нынешними временами, когда количество заказанных кораблей для ВМФ исчисляется единицами, даже пятьдесят вместо ста – это нечто фантастическое.

В России существовала как государственная, казенная, так и частная военная промышленность. И казенная была бельмом на глазу у российских капиталистов-промышленников. Еще в «нулевые годы» ХХ века Генштаб России разработал, а царь утвердил «Большую программу» военной перестройки. На техническое переоснащение армии и флота выделялись огромные по тем временам суммы. Причем, обновление должно было быть завершено к 1915 году, когда, по мнению аналитиков Генштаба, Европа совершенно неизбежно подойдет к порогу большой войны. И капиталисты – владельцы частных промышленных предприятий — сделали все возможное, чтобы львиная доля военных заказов досталась им, а не казенным заводам. Да и вообще — казенные заводы душились любыми способами.

В заявлении Совета съезда металлозаводчиков северного и прибалтийских районов, обращенном к правительству в мае 1908 года, выставлялось требование: «Расширение оборудования казенных заводов должно быть запрещено Советом Министров». Вот так!

 Правительство не стало тормозить развитие казенных заводов, но львиную долю военных заказов отдало частникам. Им выделили немалые кредиты на льготных условиях. И что же?

 В 1908 году 77 процентов ассигнованных кредитов так и не были востребованы. В 1909 году 60 процентов остались, по сути, мертвым капиталом. Даже в 1911 году частные предприятия смогли освоить лишь две трети выделенных им по линии военных заказов средств.

В России имелось три казенных оружейных завода, выпускавших винтовку системы Мосина – Тульский, Ижевский и Сестрорецкий с общей годовой производительностью 525 тысяч стволов. Так вот, в 1911, 1912 и 1913 годах эти заводы работали, соответственно, на 7, 9 и 12 процентов своих мощностей. В первые семь месяцев 1914 года самый мощный Тульский завод выпустил… 16 винтовок! Таковы были заказы.

Попытку увеличить выпуск латуни и меди силами казенных предприятий под давлением частного капитала заблокировали. Более того, капиталисты от металлургии провернули грандиозную финансовую аферу, оставив страну без цветных металлов, но заметно увеличив свои финансы.

Усилиями Главного артиллерийского управления в арсеналах накопили 215 тысяч пудов медного лома. Он предназначался, в первую очередь, для обеспечения выпуска снарядов и патронов. Капиталисты буквально накануне войны добились распродажи этого стратегического запаса по бросовой цене – 11 рублей за пуд. С 1911 года торговля началась, в итоге к 1916 году на складах не осталось ни грамма запасенной меди. Пришлось закупать этот стратегический по тем временам металл за границей по цене 25 рублей за пуд. Отечественные промышленники-патриоты запросили еще большую цену. Не напоминает ли это сделку Гор-Черномырдин по продаже Соединенным Штатам за копейки оружейного урана, накопленного Советским Союзом?

 Как говорили правящие в девяностые годы «демократы»: а зачем нам сырье для ядерных боеголовок? Мы с Америкой воевать больше не собираемся. Мы-то не собираемся. А они?

 Уже в ходе Первой мировой российская буржуазия, в том числе и русская по национальности, умудрялась получать 300, а то и 1000 процентов прибыли с каждой военно-промышленной сделки.

Только по артиллерийским выстрелам к исходу 1916 года переплата составила 1094 миллиона рублей. Если казенному заводу за один шрапнельный снаряд для 122-мм гаубицы государство платило 15 рублей, то частному заводу – 35 рублей. Такой же расклад был и по другим боеприпасам, да и по всем военным заказам. Государственные предприятия всегда получали от государства в разы меньше, чем частные. Царское правительство кормило свою буржуазию до самого конца царизма в России. И кто же реально гробил империю, если не сами империалисты-капиталисты?

Обескровливая экономику страны, оставляя героически воюющую армию без надлежащего вооружения и боеприпасов, буржуазия, особенно ее либеральное крыло, делало все для подрыва авторитета существовавшей власти. В большей степени они, либералы, а совсем не большевики сеяли смуту в умах и настроениях народа. У революционеров было несколько печатных боевых листков.

 А под контролем либералов находилась практически вся печать империи, в первую очередь – газеты. В самом деле, нельзя же сравнивать тираж «Искры» с тиражами официально разрешенных газет.

 Как подчеркивал в своей книге Н. Яковлев, именно представители и ставленники крупного капитала имели широкие возможности и практически неограниченные средства для систематической компрометации династии и внешне убедительное объяснение своей деятельности – они-де пекутся только и исключительно об интересах народа. На деле, по мнению историка, главным и единственным побудительным мотивом этой кампании была ненасытная жажда власти российского буржуа.

Н. Яковлев приводит слова крупного политического деятеля того времени Сергея Витте. Как он сказал, сложились союзы «общественных деятелей» типа Гучкова, Львова с «людьми большого таланта пера и слова и наивными политиками» — Милюковым, Набоковым и иными. «Все эти союзы различных оттенков, различных стремлений были единодушны в поставленной задаче – свалить существующий режим во что бы то ни стало, и для сего многие из этих союзов признавали в своей тактике, что цель оправдывает средства, а потому для достижения поставленной цели не брезговали никакими приемами, в особенности же, заведомой ложью, распускаемой в прессе, — делал вывод С. Витте. — Пресса совсем изолгалась…».

«Фабрика слухов и сплетен, бесперебойно функционировавшая до 1914 года, усилила свою работу с началом войны. Поражения на фронтах подкидывали пищу чернильным генералам, обосновавшимся в редакциях буржуазных газет. К 1916 году организаторы этой кампании добились значительных успехов, немало людей начали смотреть на происходившее в Петрограде, а, следовательно, на ход войны, их глазами. Набор стандартных клише превращался в общепринятый стереотип мышления, особенно в провинциальной России», – это уже слова автора «1 августа 1914».

Н. Яковлев приводит воспоминания Маршала Советского Союза Константина Мерецкова. В годы Первой мировой он трудился на небольшом предприятии в глухом городишке Владимирской губернии – Судогде. И вот что он вспоминал: «Главным поставщиком новостей во Владимирской губернии считалась газета «Старый владимирец». Она содержала сведения, несколько отличавшиеся от обычных, официальных. Это объяснялось тем, что ее издатели, связанные с партией кадетов, могли получать новости непосредственно из Питера и Москвы. Оторванные в своем лесном углу от российских центров и не всегда имея возможность побывать даже во Владимире, жители Судогды с нетерпением ожидали свежие газеты. Всех волновало, что происходило в столице. А судя по отрывочным сообщениям, надвигались грозные события.

Газеты писали о беспорядках и выстрелах на улицах Петрограда, об ожидаемых переменах. Ходили всевозможные слухи о генералах-изменниках, о том, что царица продает Россию немцам. Большое оживление вызвало известие об убийстве в конце 1916 года сибирского конокрада Г. Распутина, пользовавшимся неограниченным расположением царицы и распоряжавшегося в стране как в своей вотчине».

 Как все это похоже на роль «свободной» прессы в годы «перестройки и гласности» по дискредитации советской власти и фактической подготовке общественного мнения к неизбежности распада СССР.

 В своей книге Н. Яковлев много внимания уделил различным деятелям Госдумы времен войны и кануна революционных потрясений. И внимательный читатель быстро понимал, что за внешней хаотичностью деяний депутатов просматривалась как раз их хорошая продуманность.

В «1 августа 1914» впервые было открыто сказано о роли российского масонства в разжигании государственной смуты. Автор книги не стал подробно разбирать это конспирологическое явление. Он описал, и то достаточно бегло, судьбу и роль одного масона – Николая Виссарионовича Некрасова.

Как пишет Н. Яковлев, «незримая рука высоко вознесла его по причинам, которые не понимали даже те, чье дело он отстаивал». Ничем не примечательный 28-летний профессор кафедры статики мостов и сооружений Томского политехнического института, Н. Некрасов в 1908 году становится депутатом Госдумы от партии кадетов. Февраль 1917-го он встретил товарищем председателя Думы. Во Временном правительстве был министром путей сообщения, министром финансов и даже заместителем премьера Александра Керенского. Октябрьская революция застала его в чине генерал-губернатора Финляндии.

Странно, но Н. Некрасов не бежал от большевиков и их террора. Он сменил фамилию, стал Голгофским, перебрался в Уфу и занялся организацией кооперативного движения. Затем, уже в Казани, его, небесталанного организатора, заметили и ввели в правление союза кооператоров Татарии. Известный думский деятель почему-то не таился. Его опознали, в марте 1921 года арестовали. В заключении он написал не просто признание, а целое сочинение, которое назвал: «Краткий очерк жизни Николая Виссарионовича Некрасова за время с начала империалистической войны до ареста 30 марта 1921 года».

Его жизнеописание так тронуло чекистов, что Феликс Дзержинский уже 24 мая 1921 года лично распорядился дело против Н. Некрасова прекратить, а его самого освободить…

Когда Некрасова освобождали из застенков Лубянки, там же выносили смертный приговор Александру Дубровину – бывшему председателю «Союза русского народа»…

Н. Некрасов ярым русским патриотом, тем более черносотенцем, никогда не был, и после освобождения десять лет жил очень хорошо. Занимал различные руководящие должности, вновь стал профессором. Однако в 1930 году его арестовали второй раз по шумному тогда «делу меньшевиков». Даже осудили на 10 лет исправительно-трудовых работ. Но уже в 1933 году освободили. А в 1937 году и вовсе наградили орденом Трудового Красного Знамени.

Увы, не повезло орденоносцу. Вскоре после награждения его арестовали в третий раз. Обвинения были очень серьезные, в духе тридцать седьмого года. Перепугавшись за свою жизнь не на шутку, Н. Некрасов решил рассказать следователям ВЧК все — или почти все — что знал о масонском движении в дореволюционной России.

Н. Яковлев приводит обширные цитаты из признаний, как оказалось, очень видного масона. Из них становится ясно, кто направлял и организовывал общественность на свержение «проклятого царизма».

Раскрывая тайные пружины политической жизни России в начале века, Н. Некрасов в 1937 году не учел, что заслуга в крушении Российской Империи уже была прочно приписана большевикам. Конкуренты в этом деле, тем более от масонов, правящему режиму были не нужны. Так что откровения лишь усугубили дело подследственного. В 1940-м его расстреляли.

А теперь, наверное, самое интересное. Кто подвинул историка, специализировавшегося на Соединенных Штатах, к написанию книги о Первой мировой войне с выделением роли российского масонства? Как рассказывал сам Н. Яковлев, это был председатель КГБ СССР Юрий Андропов. С его же подачи автора допустили до секретных архивов КГБ, в том числе — по делам о масонах.

 Зачем это надо было Ю. Андропову, осталось загадкой. Может быть, он хотел открыть и донести до советского народа какую-то очень важную информацию о тайных пружинах мировой политики? Кто теперь скажет…

 Для тех, кто не найдет книги, приведу очень, на мой взгляд, показательную и загадочную характеристику Михаила Горбачева, которую Ю. Андропов дал в разговоре с Н. Яковлевым. Вот как об этом написал сам Николай Николаевич: «Дело было после его возвращения из Кисловодска – очередного отпуска. Там Андропову докучал секретарь Ставропольского крайкома. Стоило Андропову появиться на госдаче, как пробивался этот секретарь, сверхэнергичный, делившийся с заезжим вождем своими задумками. Он буквально тенью следовал за Андроповым. Так я впервые услышал о М.С. Горбачеве. На мой вопрос, зачем портить отпуск и терпеть провинциального партчиновника, Андропов вздохнул и поведал, что этот скоро переберется в Москву. Домогается поста секретаря ЦК КПСС, на меньшее не согласен. «Так и нужно дать его?», — заметил я. «Что делать, — печально сказал Юрий Владимирович, — он как отец Федор, домогавшийся стульев на веранде под пальмами у инженера Брумса, ползает и осмотрительно бьется головой о ствол араукарии». Я узнал «Двенадцать стульев» и в тон продолжил: «Так не продавайте ему стульев!». «Что вы, — шутливо замахал на меня руками Юрий Владимирович, — пробовал, а ответом послужил страшный удар головой о драцену. Результат увидите», — загадочно заключил председатель КГБ».

Результат мы все видим сегодня.

Сергей Птичкин

Источник: stoletie.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *