«На Кавказ мир принесет только искусство»

Известный кубанский скульптор Алан Корнаев — об отношении к землякам, родному языку, искусству и жизни.

Встретиться с известным кубанским скульптором Аланом Корнаевым договорились в самом центре города, на пересечении улиц Красной и Горького. Здесь стоит памятник, созданный по мотивам известной картины Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Одним из его создателей и является мой собеседник.

«Да нет. В этом памятнике моей работы практически нет. Это все Валерий Пчелин (соавтор — ред.). Он сделал эскиз. Я только лепить помогал, — отнекивается он. — Не вздумайте писать об этом. Недаром же говорят: раз огласил, значит, потерял скромность».

Так вот, пишу без разрешения. Пожалуй, лучше всего о характере человека можно судить вот по таким незначительным, казалось бы деталям.

Грани

— Есть ли у художника национальность?

— Наверное, у каждого есть. По крайней мере, так должно быть. Корни есть у травы, у сахарного тростника, болгарского и острого перцев. Все, что создано природой, с чего-то начиналось. Кто-то бросил семя, и оно дало всходы. У людей — это родители, предки. Использовать принадлежность какой-нибудь национальности можно по-разному: творить добро либо совершать зло.

Я, например, после окончания десятилетки поступил в Москву. И чем больше общался я с людьми других национальностей, тем больше стирались те грани, которые нас разделяли. Внутри остается только лучшее. Что касается политической стороны вопроса, то меня очень трудно втянуть в какие-то межнациональные игры. Главные критерии оценки любого человека для меня — общие интересы, интеллигентность, доброта и порядочность.

— Расскажите, где вы родились, в каком вузе учились, и как вас занесло на Кубань?

— Родился я в 1952 году на Северном Кавказе, в Северной Осетии, в городе Дигоре, это бывшее село Христиановское. Окончил нынешний Московский государственный академический художественный институт им. В. И. Сурикова. Там же, в Москве, познакомился со своей женой. Мы с ней разных национальностей: она — ашгабатская армянка.

Как я переехал на Кубань? Как и все советские молодые специалисты — по распределению. В Союзе художников выяснилось, что запроса на представителей моей специальности в Северной Осетии нет. На юг можно было отправиться работать только в Краснодарский край.

Вы знаете, на факультете учились студенты со всего СССР и иностранцы. Представителей разных национальностей было настолько много, что я с удовольствием впитывал все, что считал для себя полезным. Азиаты, например, научили пить чай без сахара. Это, конечно, шутка. Но у каждого человека можно почерпнуть какие-то знания.

Я часто над этим вопросом задумываюсь. И вот к чему пришел: войны случаются оттого, что мы не знаем друг друга, каждый замкнулся в собственном мирке. И не хотим даже осмыслить природу происходящего вокруг. Доверие — очень важная вещь. Хотя не могу отрицать, что когда встречаю земляка, автоматически проникаюсь к нему доверием, хотя потом и может оказаться, что он воплощение зла. Но происходит это оттого, что своих-то я знаю.

Вот и выходит: мы должны познавать друг друга. Человеческие взаимоотношения как алмаз. Вроде тверже стекла, а если огранить, бриллиант выйдет. Так и с национальностью: огранка — это знакомство с другими культурами.

Работа и душа

— Помнится, Расул Гамзатов в книге «Мой Дагестан» рассказал притчу о встрече с аварцем в Париже. В ходе беседы выяснилось, что земляк писателя забыл язык. Мать этого земляка впоследствии отказалась признавать того сыном. Вы не забыли язык, на котором говорили ваши предки?

— По большому счету он, конечно, прав. Потому что, если он так любил Родину, почитал свою национальность, то семейные традиции, ценности надо чтить. Их надо сохранять, без них никуда. Это с одной стороны.

С другой — мои сыновья родились здесь. Им обоим уже по 33 года. Не буду скрывать — язык они знают плохо. Но когда я с ними говорю, они понимают. Не знаю, может быть, делают вид, что понимают, — грустно улыбается Алан Петрович. — Я могу их оправдать. Они выросли в Краснодаре, а здесь языковая среда совсем другая. Не вижу смысла искусственно это сохранять. Для какой цели?

Вот, помните, что говорили священнослужители, когда появился интернет? Это от дьявола. Они вообще не хотели подходить к компьютеру. И что сейчас? Все они сидят во Всемирной паутине. Более того, Сеть им даже необходима для добрых дел, пропаганды, иначе они потеряют прихожанина. Считаю, эти примеры в каком-то роде схожи. То, что раньше казалось злом, окажется добром. И наоборот. Все зависит от целей, которые преследуешь.

— Вы приложили руку к большинству популярных памятников города…

— Да нет, что вы, просто так получилось в последнее время. Они просто ближе к центру. Есть целая программа — сделать Краснодар туристическим центром юга России. Власти стараются «подтянуть» архитектуру. Начали с центра. А потом, думаю, дойдут и до микрорайонов. Был бы только мир… Эти ж все события тормозят развитие…

Кстати, сейчас мы с удовольствием работаем над памятником казакам и горцам — героям Первой мировой войны. Работаем в уже сложившемся творческом тандеме — я и Валерий Пчелин. Я — горец из Северной Осетии, он — казак. И монумент у нас получается тематический. Тоже пешие казак и горец. Это собирательные образы.

В них нельзя будет увидеть представителя конкретного казачьего общества, также невозможно определить и национальность горца. Хотя не буду скрывать — казак все же больше походит на кубанского. Он все же в Краснодаре стоит. Мы только кое-где подчеркнули исторические детали обмундирования, оружия.

Долго выбирали место, где будет памятник. Сначала думали, что логичнее всего — в сквере Дружбы народов. Но там для него совсем не будет места. И решили определить его на Красной. Это самый популярный туристический маршрут. И излюбленное место всех горожан. Единственное, из-за некоторых финансовых проблем не успели его поставить до 1 сентября. Сейчас памятник уже льют в Ростове-на-Дону. Наверное, уже перенесем на следующий год — к 9 Мая, например, приурочим. Тоже героическая дата в истории нашей страны.

— Дорого сегодня отлить скульптуру? Вы сами недавно говорили, что пришлось отказаться от мастерской…

— Удовольствие это недешевое, прямо скажем. А сейчас и вовсе непонятно: цены скачут из-за кризиса. Да, мы ушли из большой мастерской, потому что плата за аренду для нас очень уж высока. Оставили себе 30 квадратных метров, где храним рабочие материалы. Ну и зимой, конечно, коммуналка очень дорогая…

— Хотите сказать, у востребованных и обласканных краевой и городской властями скульпторов нет даже достойного помещения?

— Так неправильно говорить. Это все же наша проблема. Если у нас будут заказы (а зимой их почти не бывает), мы, конечно, снимем помещение на месяц-два и сделаем. Мы же профессионалы. Власти же не придут и не скажут: вот тебе все условия… И это было бы неправильно — вокруг столько проблем. В основном, у нас такой график: мы делаем один памятник в год. Нужно же качественно. Можно и больше заниматься. Но это при определенных финансовых гарантиях.

Николай-чудотворец

— Читал историю о том, что именно вы стали соавтором памятника жертвам бесланской трагедии «Древо скорби». В одном из СМИ даже писали о том, что якобы вы выиграли конкуренцию с Зурабом Церетели?

— Честно говоря, не помню, участвовал ли Зураб тогда в конкурсе. Но конкуренция была очень высокой. Были и зарубежные и московские коллеги. Но мы победили в трех турах. И это, на мой взгляд, справедливо. Памятник сделали два осетина — я и Заур Дзанагов. Но, честно говоря, повод был совсем не радостный. И при воспоминаниях о трагедии у меня наворачиваются слезы…

— Большинство работ выполнено в соавторстве с другим кубанским скульптором Валерием Пчелиным. С чем это связано?

— Я раньше работал один. У меня по краю с десяток скульптур. Было время, когда не успевал выполнять все заказы. Оказалось, что у Валерия та же проблема. Мы оба — профессионалы, понимаем друг друга с полуслова. Понимание скульптуры и качество у нас счастливым образом совпадают. Да и веселее, и легче намного.

К нам в мастерскую приходят коллеги. И я вижу в их глазах профессиональную зависть. Им тоже хочется так. Я отвечаю: а кто мешает? В общем, одна голова хорошо, а две лучше… К слову, иногда мы работаем втроем с нашим коллегой Василием Антоновым.

Кстати, ценность терпения и умения работать в коллективе я понял еще на службе в армии. Пожалуй, это единственные вещи, которые оказались полезными во время срочной службы. Отовсюду нужно извлекать уроки.

— Ваши работы пользуются популярностью у жителей и гостей города. Но есть и достаточно много критиков? Как вы к ним относитесь?

— Для меня нет разницы между похвалой и критикой. Если хвалят, вдохновляюсь, критика же открывает глаза. Но я понимаю, что-то изменить в скульптуре практически невозможно. Единственное, что остается делать — анализировать ошибки и больше их не повторять.

А вообще, критика бывает разной, конструктивной или из зависти. Но это нормальное явление. Я и сам могу покритиковать свои работы. Со временем и сам могу обнаружить недостатки. Но это процесс вечный. Великий Микеланджело только после восьмидесяти лет, по его собственному признанию, понял, что такое скульптура. А в его величии мало кто сомневается. Этот гений всю жизнь пытался оживить камень, изучал тело. Но в конце жизни понял: главное — вкладывать в свою работу душу.

— Есть ли работа, которой вы действительно гордитесь?

— Да, пожалуй. Это скульптура Николая-чудотворца в Тихорецке. Святой в бронзе благословляет жителей города. А в руке он держит храм, который разрушили в годы советской власти. Памятник стоит на месте, где раньше была церковь.

Когда мы начинали над ним работать, у заказчика вообще не было средств на его создание. Но мы настолько прониклись верой и воодушевились, что о деньгах в тот момент и не думали. Заказчики очень сильно удивлялись. Но постепенно и они прониклись и пришли в то же состояние. Уже потом деньги они как-то постепенно выплатили. Но вот воспоминания о той работе до сих пор согревают душу.

— Может ли скульптура способствовать сохранению мира на Северном Кавказе?

— Конечно, может. Почему Европа вся усеяна скульптурами? Это такое же искусство, как литература, музыка. Искусство шлифует душу. Настоящее никогда не несет в себе злобы, не призывает к войне и заставляет задумывать о вещах, о которых раньше даже не имел понятия.

Скульптуру можно и не понимать. Но хорошо, с душой выполненная работа обязательно оставит след в душе человека. Я вон сорок лет со скульптурой. И только сейчас, кажется, стал немного ее понимать. На Кавказ мир принесет только искусство, именно оно должно спасти мир. Не курс доллара, рубля, евро, какие-то политики. А именно искусство…

Владимир Приходько

Источник: kavpolit.com

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *